В этом году мы вспоминаем события столетней давности. Тогда из страны начался массовый отток граждан – людей, которые не смогли смириться с новой властью, их политическим курсом, укладом жизни, людей, гонимых за религиозные взгляды. Эмиграция начала складываться после Февральской революции 1917 г., когда Россию покинула верхушка аристократии и представителей господствующих классов страны. Часть из них надеялась переждать за границей “смутное время”, другие не рассчитывали уже на возможность реставрации самодержавия. После Октябрьских событий поток эмигрантов возрос. Это были представители русского дворянства, офицерства, духовенства, интеллигенции. Согласно одному из источников, общая численность антисоветской эмиграции к концу Гражданской войны (общепризнанной цифры до сих пор нет) составила 2 млн. человек. Эмигранты находили приют по всему миру: Балканские страны, Чехословакия, Китай, Германия, Польша, Франция, Финляндия; политические центры — Константинополь, Варна, София, Белград, Прага, Берлин, Париж.
Трагедию, случившуюся в стране, чувствовали не только взрослые. По-своему, в каком-то смысле чище и острее, ее понимали дети. В большинстве своем такие детские воспоминания сохранились в форме школьных сочинений. Наблюдательные дети подчас подмечали и фиксировали то, что оставалось не увиденным взрослыми, они предлагали свои «детские» интерпретации многих явлений, фактов и событий, они писали так откровенно, так искренне и открыто, что изложенное ими на простых тетрадных страницах немедленно превращалось в своеобразные исповеди.
Люди, вынужденные покинуть свою родину, всеми силами старались сохранить ее культуру, поэтому в 1920-е годы во многих странах открывались русские школы, русские университеты, где могли обучаться эмигранты. По подсчетам созданного в 1923 году в Праге под председательством выдающегося богослова, философа и педагога В. В. Зеньковского Педагогического бюро по делам средней и низшей русской школы за границей к середине 1920-х годов за рубежом насчитывалось около 20 тысяч русских детей только школьного возраста. Из них в зарубежной русской школе обучались не менее 12 тысяч человек.
В декабре 1923 года в одной из самых больших русских эмигрантских школ — русской гимназии в Моравской Тшебове (Чехословакия) — по инициативе ее директора неожиданно были отменены два урока и всем учащимся предложили написать сочинение на тему «Мои воспоминания с 1917 года по день поступления в гимназию». Позднее этот опыт распространился на ряд других русских эмигрантских школ Болгарии, Турции, Чехословакии и Югославии. В результате к 1 марта 1925 года в Бюро было собрано 2403 сочинения общим объемом 6,5 тысячи рукописных страниц.
Собранные сочинения были очень разными. Юным авторам в возрасте от 8 до 24 лет предоставили полную свободу мысли и творчества, ничем кроме времени их не ограничивая.
Сейчас мы не будем сами давать оценку событиям 1917 года, а позволим увидеть мир глазами тех детей, которые вынуждены были покинуть свою Родину.
Насилие, жестокость, слезы, смерть, болезни, ненависть – к сожалению, в этих рассказах есть все, что не должно окружать ребенка в нормальных условиях. Сайт BBC [1] приводит следующие цитаты из сочинений детей:
«Расстрелы у нас были в неделю три раза: в четверг, субботу и воскресенье, и утром, когда мы шли на базар продавать вещи, видели огромную полосу крови на мостовой, которую лизали собаки”, – вспоминает один из гимназистов.
“В грязь падало все: и нравственность, и глубокая религия, которую я унаследовал от своих родителей. Партизанские отряды, участником которых я был, изломали мою душу. Я теперь это понимаю. Грубая нечувствительность к чужим страданиям вытеснила прежнюю кроткую любовь к человеческой личности”.
Тему голода и физического дискомфорта затрагивают многие школьники: “Я стонал только, когда мне хотелось есть. Жизнь моя за время революции была похожа на жизнь животного, которому не было никакой заботы, кроме желудка, и так я незаметно докатился до Сербии».
Некоторые из детей-эмигрантов точно знают, кого они винят в трагедии, другие передают в основном свои ощущения и чувства, воздерживаясь от анализа причин.
“О взрослые, взрослые! Мало того, что вы сами режетесь, вы отравили наши детские души, залили нас кровью, сделали меня вором, убийцей… Кто снимет с меня кровь… Мне страшно иногда по ночам… Успокаивает меня лишь то, что сделал я все это по молодости, и вера в то, что есть Кто-то Милосердный, Который простит и не осудит, как люди!”
“Ужасный образ молодой красивой девушки, лежащей в грязной луже крови на широкой темной улице с разможженным черепом и с руками, сжимающими трость, поразил меня и заставил задуматься и задать себе вопрос: “За что?” За что и во имя чего страдала моя бедная мама, добрый отец и огромная часть русского народа? Затоптан был в грязь трехцветный флаг… Закружилось все в бешеном вихре…”
Почти для всех авторов – революция, бегство из России, эмиграция стали ознаменованием конца детства, потери родины, а часто – родных и близких:
“Ко всему можно привыкнуть. Привыкла я к холоду и к голоду, и к замерзшим трупам”.
“Через год я уже настоящий военный. Но как я разочаровался! Я думал найти на войне какой-то сплошной триумф и праздник, а видел только трупы”.
“Я почувствовал, что в сердце у меня выросла большая немая боль, которую нельзя ни передать словами, ни описать. Вместе с гибелью семейного очага, я увидел разбитым и мой духовный мир. Я упрекал себя, что я перестал любить людей”.
Писали дети об ощущениях от революции, новой власти и тяготах изгнания, голода:
“Но вот настала Октябрьская революция. Как у меня болит и сжимается сердце, когда я приступаю к описанию этого периода. Хотя не было никакой стычки и никого не избивали, я чувствовал, что нерусские люди захватили власть, относился к ним с пренебрежением”.
“Я стал почти психопатом, стал нравственным калекой; малограмотный, озлобленный, ожесточенный на всех, запуганный, как лесной волк; я хуже волка… вера рухнула, нравственность пала, все люди – ложь, гнусная ложь, хочется бежать, бежать без оглядки, но куда я побегу без средств, без знаний… о, будь все проклято!”
“Я понял, что при большевиках, как они себя называли, нам, русским, хорошо не будет”.
“Почти всем нам, русским, известен голод, так, я думаю, нечего описывать эти мрачные дни, в которые приходилось, позавтракавши, с нетерпением ждать обеда, пообедавши – ужина, и так все время”.
“Они собирали людей и говорили, что все будут равны между собой и что они будут помогать бедным, и что все будут товарищи. Но все вышло наоборот. Голод, притеснения, убийства”.
Но, несмотря на все это, дети писали и о желании приехать и спасти Россию, учиться и работать на благо потерянной Родины – они утешают себя мыслью о скором возвращении, но скорее гипотетическом, чем реальном.
“Когда я очутилась на пароходе, я заплакала, почувствовав, что я надолго покидаю Родину”.
“Трудно нам было сперва в непривычных условиях и без языка. Тем более мы оценили нашу школу; это для нас как бы островок Родины, и если Россия уходит вдаль, наша школа не даст совсем оторваться от прошлого”.
“У меня сознание, что я должна хорошо окончить образование, чтобы помочь папе и нашей дорогой Родине всем тем, чем я смогу”.
“Я все еще надеюсь вернуться в Россию, но не в большевистскую, а в Россию свою, национальную”.
“Мы лишились милой, дорогой Родины. У нас одна мысль: восстановление поруганной Родины и восстановление Державного Монарха”.
И как заключительный аккорд: у всех в разных выражениях часто повторяется одна и та же мысль, наиболее ярко схваченная четырнадцатилетним мальчиком:
«Господи, спаси и сохрани Россию. Не дай погибнуть народу Твоему православному!».
Библиографический список
- Информационное издание BBC http://www.bbc.com/russian/features-41423517